Знакомство с Владимиром Беляевым, детским писателем, темнейшим человеком. Бескопечные рассказы о всяческих жестокостях. Повешенные, сожженные, ослеплепные, разорваиные между двух берез, ущемленные в расколотых топором ииях, подстрелепные из-за угла, изнасилованиые, зарублеиные топором и шашкой — обычные герои его устных рассказов. Неважно живет человечество, особенио па окраинах, па стыке границ, всех тут тяпет в разные сторопы, у всех зудит в одпом месте. Вообще «приграпичье» — пеобычайно иитересио, вот где пачисто сдерпута «ткапь благодатная нокрова». ° А потом был божественный путь через перевал. Мы миповали грязноватый, пекрасивый, бездельный, педобрый и все равио прекрасный своей былой причастностью к «пездешним пределам» Стапиславов, затем долго ехали гориой дорогой через Рахов и Мукачев в Ужгород. С десяток километров дорога шла впритирку к грапице, точно повторяя все ее извивы. Мы видели поля, села Румынии, даже людей за ипеширокой здесь Тисой. Ночевали в Рахове па турбазе. Холод, пасекомые, отсутствие уборной и умывальника. Страпный шум чужих голосов. Часов в двенадцать почи кто-то заказывал по телефону из коридора два с половиной литра самогоиу — оказалось, артисты Ужгородского театра, гастролирутощие в Рахове. На другое утро мы жарили в горах свипой шашлык, некли картошку. Кругом горы, еще бурые, по уже тропутые сипими глазками альпийских фиалок и желтизной пезнакомых мие цветочков. А потом — Ужгород, настоящий чешский городок, уютпый, чистенький, с ресторацами, где играют цыганские оркестры и мадьярские джазы, состоящие, по уверепию Беляева, силошь из резидентов разных государств, в том числе Япопии.