Робко, как дЪтсйе глазки, раскрылись весен1я почки. ВЪтер срывал фим!1амы их, нес к городам.

ПобЪжали опять, задыхаясь, весенне звоны, кто-то шальной заходил вдоль по л®су, во всю загулял, лЪс как в хмЪлю закачался, запЪл, загудЪл.

На газовых мантях-крыльях вырвалась мысль, понеслась из простывших за зиму низин, быстро взвивалась мечта, а за нею вставала силач-исполин— вдохновенная властная воля.

Говорить бы скор®й, разсказать, все пов®дать, ринуться в море людское, призвать, слово новое дать, ‘воскресить схороненные сердца порывы и к шуму и к звону людскому скорЪй, как к приливу весеннему гнаться.

ВдалекЪ от угара весны— черной `скалой высился хмурый, весь сталью и камнем гудящйй, весь безпокойный завод.

Чъм же порадуешь? ВЪстью весенней какой подаришь, дом наш—-жилище труда и неволи?

Холодом прошлаго, злым полумраком встрЪтили своды заводск!е море людское, шумящее звонами новыми.

Со скрипом лЪниво брались привода...

Завыли моторы тоскливою псней...

И вспомнились звоны надрывные чьих-то рыданйй, печали схороненной, жалоб несказанных. Жужжали моторы таежною вьюгой над к®м-то далеким, заброщенным в глуби лЪсов нелюдимых.

Закружились валы, зашептали о чем-то зловЪщетревожном и всхлипывал часто ремень на шкивах.

Молоты били и грохали в кузницах дальних, наполненных дымом... И звоны смертельные, звоны губящие жизнь, в душу вонзались.

Колотили, стучали, скоблили, скрипЪли у ближних ТИСКОВ...